- Вот смотри, - говорила она мне. – Допустим, в стране постоянно не хватает хлеба и поэтому он дорожает. Так?
- Так.
- Какой поступок подсказывает нам логика, чтобы избавиться от дефицита хлеба и снизить его стоимость?
- Наверное, - я и вправду не был уверен. – Сделать так, чтобы хлеба было больше?
- Конечно, - она улыбалась, глядя на меня своими большими, карими глазами. – Когда хлеба столько, сколько нужно, он перестает расти в цене. Когда его чуть больше, он начинает дешеветь. Когда его совсем много, его продают другим странам и пополняют свои валютные резервы.
- Логично, - я улыбался ей в ответ, думая: какая же она хорошенькая.
Щелкаю пультом от телевизора, натыкаюсь на очередной голливудский дефективный (это не опечатка, детективным его назвать нельзя) блокбастер. Полицейские осматривают место происшествия, где лежит неопознанный труп. Один полицейский говорит другому: «Существует шесть степеней убийства (оба-на, это как? Где Задорнов?)». Лирическое отступление. Позднее, посидев с пивом, придумал. 1. Совсем не убил. 2. Не совсем убил. 3. Не доубил. 4. Убил. 5. Совсем убил. 6. Переубил. Продолжение. К месту происшествия подъезжает кортеж из трех автомобилей. Впереди полицейская машина с мигалками, следующая, простая. Замыкает полицейская машина с мигалками. Ну, мало-ли может начальство приехало. Из гражданской машины вылазит паренек азиатской наружности. Оказалось главарь вьетнамской мафии в этом городе. Полицейские вежливо, за руку, здороваются с ним. Подводят к трупу, интересуются, знает ли он труп. Вьетнамец узнает его. Рассказывает, что последние 15 лет он был его заместителем. Далее следует слюнявый рассказ о том, каким замечательным, добрым, отзывчивым, справедливым, чутким человеком был покойный. И все это на фоне того, что от зрителей не скрывают, что вьетнамцы торгуют наркотиками. Полицейские высказывают соболезнование вьетнамцу. Предостерегают о возможном покушении и на него, так как им неизвестна причина убийства. Может быть, появилась новая банда, которая хочет отобрать рынок сбыта у вьетнамцев. Опять вежливо за ручку прощаются с вьетнамцем. Тот садится в свою машину. Кортеж из трех машин уезжает в обратном направлении. На следующий день полицейский (п) докладывает своей начальнице (н).
Хочется дурой набитою стать, Чтоб не уметь ни писать, ни читать, Чтобы валяться круглые сутки... Чтобы смеяться на глупые шутки... Чтобы переться от розовой шмотки, Чтобы подруги - одни идиотки, Чтоб в ридикюле духи и жЫвачка, Чтоб Петросян насмешил до усрачки. Чтобы компьютер - большой калькулятор, Чтобы с ашипкай писать "гиниратор", Чтобы Дом2 - "зашибись передача", Кучу любовников и побогаче. Чтобы в наушниках - "Шпильки" с Биланом, Чтобы трусы - только "Дольче Габана",
Полумрак. Свет от экрана домашнего кинотеатра бурлит, касается стен, потолка, пола, кровати, ломается, бликует тонами, играет тенями, то оголяет, то заполняет серой темнотой пространство большой спальни. Из динамиков вырываются возбужденные, грамотно поставленные «ахи-вздохи»: «о, my God!», «А-а!», «Oh my!», «Fast!», «Fuck me!», «Yes-yes!», и снова «А-а!», «о, my God!» И так бесконечно. Муж и жена, Витя и Ира смотрят порнофильм. Ира стыдится своего возбуждения, но не сводит глаз с экрана. Витя взирает с широкой самодовольной улыбкой самца, наслаждается зрелищем, изредка поглядывая на жену, будто хочет поймать ее на смущении. Ира шепотом, как бы оправдываясь, говорит: «Вить, меня даже не возбуждает» Витя прекращает улыбаться, осмысливает сказанное, с сомнением заглядывает жене в лицо и стреляет в упор: «Врешь!?» Потом резко выдавливает из себя: «Гм» Снова возвращается к просмотру, устраивается поудобнее, чешет в паху, чего-то там поправляет, потом, показав пальцем на экран, снова улыбается: «Смотри, как он её…» Секунды идут. И вдруг его лицо меняется. Он, сурово опустив брови, поворачивается к жене и выдает следующее: «Ты только не думай… не думай, что у всех мужиков такие же размеры, как у этих. Им специально наращивают. Вот. И видеокамеры у них специальные… объективы, чтобы увеличивать. Вот. А то щас подумаешь черти чё! Скажешь потом… чё-нибудь»
